Как Цискаридзе стал Королем-Солнцем в новой версии Булгакова.
На сцене МХТ имени Чехова разворачивается настоящий карнавал, где смешались несколько эпох. Премьера по мотивам пьесы Михаила Булгакова «Кабала святош» сразу же стала поводом для оживленных споров. Режиссер Юрий Квятковский создал не строгую драму, а яркое, многошумное зрелище, в котором классический текст соседствует с цирковой эксцентрикой и отсылками к нашему времени.
Художник Николай Симонов заполнил пространство гигантскими куклами-головами и алой бархатной драпировкой, создав метафору театрального мира без кулис. В этом пространстве разворачивается сложная игра, где актеры порой говорят не только от имени своих персонажей, но и от собственного лица. Конфликт творца и власти, заложенный Булгаковым, здесь усилен за счет включения в действие фигур Декарта, Толстого и даже реальных исторических документов.
Особое впечатление производят актерские работы. Константин Хабенский показывает Мольера не гением, а уставшим, измотанным жизнью человеком, разрывающимся между долгами, капризной труппой и желанием угодить королю. Иван Волков в роли архиепископа демонстрирует пугающую многоликость, легко переходя от святоши к почти демоническому искусителю. Запоминается и мистическое появление Захарии Муаррона (Сергей Волков), который, кажется, рождается прямо из струн рояля как воплощение самого духа театра.
Однако подлинным центром притяжения становится Николай Цискаридзе в роли Людовика XIV. Его король — это не просто персонаж, а живая икона стиля и власти. С невероятной грацией и магнетизмом Цискаридзе убеждает зрителя, что именно так и должен выглядеть монарх, в чьих руках сосредоточена абсолютная сила. Его фраза «Франция перед вами, она ест цыпленка и не беспокоится» звучит с обезоруживающей естественностью.
Финальная сцена, где все герои выстраиваются в ряд, чтобы попросить прощения у зрителя, заставляет задуматься о природе вины и покаяния в современном мире. Но кульминацией становится момент, когда Король-Солнце, застыв в золотой раме, высокомерно заявляет, что ни в чем не раскаивается и всех прощает. Этот образ неотразимой, чарующей власти, пожалуй, и становится главным впечатлением от пестрого и неоднозначного, но безусловно яркого спектакля.